Open
Close

Он с детства не любил овал. Павел коган, стихотворение "гроза" Я с детства не любил

Октябрь 2013

К 95-летию со дня рождения Павла Когана

Его написанная в 1937-м «Бригантина» стала неофициальным гимном студенчества 1960-х. Собственно, тогда же к Павлу Когану - спустя почти четверть века после героической гибели - пришла первая известность.
Этот мальчик с тонкими чертами лица родился в Киеве в 1918-м, но в 1922 году вместе с родителями переехал в Москву. Сам рано начав сочинять, он знал наизусть сотни стихотворений разных поэтов - о литературных вкусах парня можно судить по листку из школьной тетрадки, на котором восьмиклассник Павел Коган перечисляет, кого бы еще хотел прочесть. Здесь и традиционные Фет с Тютчевым, Блок и Брюсов, и эмигрант Бальмонт и даже расстрелянный Николай Гумилев… На дворе, напомню, стоит 1934-й год.
Казалось бы, определить творчество Когана можно одним словом - «романтизм». Еще подростком он дважды сбегал из дома - попробовать на зуб жизнь в русской деревне. Романтика странствий? Безусловно. Но в результате этих пеших путешествий в мае 1936 года родился «Монолог» - одно из самых страшных стихотворений в русской поэзии ХХ века, написанное 17-летним юношей:

Мы кончены. Мы отступили.
Пересчитаем раны и трофеи.
Мы пили водку, пили «ерофеич»,
Но настоящего вина не пили.
Авантюристы,
мы искали подвиг,
Мечтатели, мы бредили боями,
А век велел -
на выгребные ямы!
А век командовал:
«В шеренгу по два!»
………………………………….
Я понимаю все. И я не спорю.
Высокий век идет
высоким трактом.
Я говорю:
«Да здравствует история!» -
И головою падаю под трактор.

Поступление Когана в том же году в Институт философии, литературы и истории - знаменитый ИФЛИ - было практически предопределено. Этот вуз стал в конце 1930-х альма-матер для Давида Самойлова (тогда еще Кауфмана), киевлянина Семена Гудзенко, Юрия Левитанского, Бориса Слуцкого и многих других.
В 1937-м из-под пера 19-летнего Когана появляются строки, которые 18-летний (!) Георгий (кстати, Соломонович) Лепский, в будущем - известный бард, кладет на музыку. Итог - рождение знаменитой «Бригантины», которую многие считают родоначальницей авторской песни в СССР и по сей день исполняют на бардовских слетах.
Были у Когана и другие стихи, отражавшие дух эпохи с ее безмерным патриотизмом и готовностью к самопожертвованию:
Я - патриот. Я воздух русский,
Я землю русскую люблю,
Я верю, что нигде на свете
Второй такой не отыскать,
Чтоб так пахнуло на рассвете,
Чтоб дымный ветер на песках…
И где еще найдешь такие
Березы, как в моем краю!
Я б сдох как пес от ностальгии
В любом кокосовом раю.
Но мы еще дойдем до Ганга,
Но мы еще умрем в боях,
Чтоб от Японии до Англии
Сияла Родина моя.
из романа в стихах
«Первая треть», 1940-1941 гг.
Сокурсник Алексей Леонтьев вспоминал, как весной 1941 г., предчувствуя приближение войны, Павел как-то просто и тихо сказал: «Я с нее не вернусь, с проклятой, потому что полезу в самую бучу. Такой у меня характер».
В конце мая 1941-го в составе геологической экспедиции Коган отправился в Армению. Здесь и застает его 22 июня. Говорит Леонид Гаряев (в то время - студент ИФЛИ):
«22 июня мы готовились к последнему экзамену и часов около двенадцати услышали во дворе необычный шум. Мой товарищ, увидев, что двор общежития забит студентами, как-то удивительно спокойно сказал: «Ну, значит, война». Он включил радио - и мы услышали выступление председателя Совнаркома Молотова. Мы, конечно, направились в институт. Там уже вовсю шел митинг.
….После митинга стали составлять списки добровольцев и затем толпой двинулись к райвоенкомату. Подходим: у подъезда земля усеяна вырванными из военных билетов листками. Это постарались студенты, не хотевшие воспользоваться правом на отсрочку от призыва».
Вернувшись в Москву, Коган тоже пытается попасть в армию, но получает отказ (из-за плохого зрения его сняли с военного учета). Быстро находит выход: краткосрочные курсы военных переводчиков при военном факультете МГПИИЯ. А вот его друга Давида Самойлова не взяли - провалил экзамен по немецкому языку. В ноябре 1941 г. первый «выпуск» отправляется на фронт. Когана назначают переводчиком, потом помощником начальника штаба полка по разведке.
Из письма другу (июль 1942-го): «Верст за 10 отсюда начинается край, где мы с тобой родились. Должно быть, мы умели крепко любить в юности. Я сужу об этом по тому, какой лютой ненависти я научился. Я часто думаю о том, что мы первое поколение за многие тысячелетия, первое поколение евреев, имеющее свою родину. Наверно, я и люблю поэтому эту землю, как любят в первую любовь». И еще: «Я очень люблю жизнь… Но если б мне пришлось умереть, я бы умер как надо».
Последний день жизни поэта - 23 сентября 1942 года. Новороссийск. Сопка Сахарная Голова… Из воспоминаний жены Елены Ржевской (урожденной Каган, ныне здравствующей известной российской писательницы): «Командование ничего не брало в расчет, угрожающе требовало «языка». Павел прикинул маршрут. Не мог ребят послать, а сам остаться в стороне, возглавил разведку. Ползли в темноте, потом был мглистый рассвет, он неумолимо рассеивался, и немцы засекли их. Открыли прицельный огонь…».
Он погиб, так и не увидев напечатанной ни одной своей строчки. Стихи Когана начали публиковать лишь в конце 1950-х гг., а сборник «Гроза» увидел свет в 1960-м. Впрочем, многие впервые услышали это имя в совсем неожиданном контексте.
В первые дни Шестидневной войны Александр Галич пишет свой «Реквием по неубитым», где клеймит «красавчика, фашистского выкормыша» - президента Египта Насера, незаслуженно увенчанного Звездой Героя Советского Союза:
Должно быть,
с Павликом Коганом
Бежал ты в атаку вместе,
И рядом с тобой
под Выборгом
Убит был Арон Копштейн…
В середине 1960-х на сцене Театра на Таганке Юрий Любимов ставит спектакль «Павшие и живые», где Когана играет Борис Хмельницкий.
В 1967-м на вершине Сахарной Головы энтузиасты установили импровизированный флаг-памятник с надписью: «Автору «Бригантины» Павлу Когану». Тысячи мальчишек и девчонок из 98 городов вместе с членами исторического клуба «Шхуна ровесников» поднялись за эти годы (почти полстолетия!) на вершину, чтобы сменить полотнище необычного монумента. Но… в позапрошлом году символическая могила была снесена бульдозером, территорию стали расчищать под карьер… Правда уже через несколько месяцев благодаря ребятам из Морского Университета Новороссийска на восьмиметровом флагштоке снова взвилось полотнище Флага-памятника, а в честь Павла Когана была установлена памятная плита.
Почему память о таком, казалось бы, немодном поэте как Коган не умирает? Да потому что в его романтизме, страсти и категоричности так нуждается наше циничное время. Помните:
Я с детства не любил овал,
Я с детства угол рисовал!
Так бескомпромиссно он жил, так погиб, так вошел в историю…

Я с детства угол рисовал..

Павел Коган (1918-1942)
Однажды, еще в 1941 году в группе молодых поэтов зашел разговор о надвигающейся войне. «Я с нее не вернусь, проклятой, - сказал спокойно Павел, - потому что полезу в самое пекло.» Это было в его характере.


Хор бардов - Бригантина 02:29

Павел Коган (1918-1942)
Автор популярнейшей в конце 30-х годов песни «Бригантина» Павел Коган рано начал писать стихи, но так и не увидел их напечатанными.
Первый сборник «Гроза» появился лишь в 1960 году, через 18 лет после гибели поэта
Еще в школьные годы он дважды отправлялся путешествовать – столь сильна в нем была жажда познания нового; окончив школу, поступил в ИФЛИ (Институт философии, литературы, истории), потом перевелся в Литературный институт; «блистал» на поэтических семинарах Ильи Сельвинского, его стихи отличались зрелостью и энергией…
На фронт его не брали по здоровью. Тогда Павел заканчивает курсы военных переводчиков и начинает службу в разведроте
23 сентября 1942 года лейтенант Павел Коган, возглавлявший разведгруппу, был убит на сопке Сахарная Голова под Новороссийском.
Похоронен в братской могиле, над которой развевается красный флаг. Один – на всех.


Поэтам, не вернувшимся с войны.!!!

Он был первым?

Николай Отрада


Осенью 1939 года Отрада был принят в Литературный институт им. Горького в Москве, но через три месяца ушёл добровольцем на финский фронт. Сражался в 12-м лыжном батальоне.

4 марта 1940 года под Суоярви взвод попал в окружение. «Сдавайтесь!» - потребовали финны. Николай Отрада крикнул им в ответ: «Москвичи не сдаются!» - и бросился на прорыв, увлекая товарищей. Взвод вырвался, но Николай Отрада этого боя не пережил.

"Уже навеки приняла
Земля под сень своих просторов:
Кульчицкий, Коган и Майоров,
Смоленский, Лебский и Лапшин,
Борис Рождественский, Суворов,
В чинах сержантов и старшин
или не выше лейтенантов –
Созвездье молодых талантов,
Им всем по двадцать с небольшим…"
Давид Самойлов

Это было поколение,
успевшее испытать на себе гнет 37-го
и вдохнувшее вольный воздух свободы,
принесенный, как это ни парадоксально,
вместе с ужасом, кровью и болью
военных лет.
Поколение тех, кто ценой своей жизни
спас страну от фашистского рабства
и кто попал под не менее страшный гнет
послевоенных репрессий.
Вот лишь некоторые из их имен…

Богатков, Борис Андреевич (1922 – 1943)
В 1941 г. ушёл добровольцем на фронт, и осенью, получив тяжелую контузию, был демобилизован из армии и снят с воинского учета. Работал в Новосибирске, в «Окнах ТАСС», познакомился с новосибирскими писателями, поэтами, художниками. В 1942 г. снова уходит на фронт, несмотря на запреты медиков, в 22-ю Сибирскую добровольческую дивизию. Его стихи печатаются в дивизионной газете «Боевая красноармейская». Основные темы - любовь, молодость, вера в победу и счастье. Поэт погиб в 1943 г., песней поднимая в атаку свой взвод.
Памятный камень погибшим поэтам в Омске

ЛИВЕРТОВСКИЙ ИОСИФ МОИСЕЕВИЧ (1918- 1943) (1918 – 1943)
В 1940 г. призван в армию. По окончании полковой артиллерийской школы получил звание сержанта. На фронте с 1942 г., командовал артиллерийским расчетом, стрелковым отделением.
В 1943 году был направлен на фронт в звании младший сержант 137-го гвардейской стрелковой дивизии. Десять дней августа 43-го года стали последними днями его жизни. Стихотворение «Гвардейское знамя» в номере газеты «Патриот Родины» от 1 мая 1943 года тоже стало последней прижизненной публикацией. 10 августа 1943 года в ожесточённых боях под Курском, Орловской области, Иосиф Ливертовский был убит.

Николай Тихонович Копыльцов (1917 - 1942)
Он погиб под Ленинградом в 1942 году.

Всеволод Багрицкий (1922-1942)
С первых дней войны добивался отправки на фронт, хотя был снят с воинского учета из-за сильной близорукости. В октябре 1941 года он, освобожденный от воинской службы по состоянию здоровья, был эвакуирован в Чистополь. В январе 1942 года после настойчивых просьб получил назначение в газету «Отвага» Второй ударной армии Волховского фронта.
Погиб во время массированного налета вражеской авиации при выполнении боевого задания 26 февраля 1942 года в деревушке Дубовик Ленинградской области.

Кульчицкий, Михаил Валентинович

19 января 1943 года командир миномётного взвода младший лейтенант Михаил Кульчицкий погиб под селом Трембачёво Луганской области при наступлении от Сталинграда в район Харькова (Юго-Западный фронт, 6 армия, 350 СД 1178 СП). Перезахоронен в братской могиле села Павленково. Имя поэта выбито золотом на 10-м знамени в Пантеоне Славы Волгограда.

Елена Ширман (1908-1942)
С начала войны редактор ростовской агитгазеты
В июле 1942 года во время поездки по Ростовской области была схвачена гитлеровцами и погибла

Борис Смоленский (1921-1941)
Призван в Советскую Армию в начале 1941 года, с первых дней войны – на фронте.
16 ноября 1941 года пал в бою

Николай Майоров (1919-1942)
На фронте с октября 1941 года
Убит в боях на Смоленщине 8 февраля 1942 года

Георгий Суворов (1919-1944)
Служил в Панфиловской дивизии, был ранен, после госпиталя попал на Ленинградский фронт, участвовал в прорыве блокады, погиб при переправе через Нарву 13 февраля 1944 года

Подстаницкий, Александр Витальевич(1921 - 1942)
В конце 1940 года по воинскому призыву Александр Подстаницкий попал в омскую лётную школу. В начале Отечественной войны был направлен в 42-й авиаполк 36-й авиационной дивизии дальнего действия воздушным стрелком-радистом в звании сержанта. За отличие в боях получил орден Красной Звезды. Награжден посмертно орденом Красного Знамени. 28 июня 1942 года погиб в воздушном бою у станицы Коротыш под Орлом.[

Муса Джалиль
Поэт Муса Джалиль воевал под Ленинградом. Сегодня эту местность называют Долиной Смерти. Попал в плен. Прошел через ужасы тюрьмы Моабит. Казнен по приговору фашистского суда в 1944 году

"Разрыв-травой, травою-повиликой
Мы прорастем по горькой,
по великой,
По нашей кровью политой земле..."

Лирическое отступление

(из романа в стихах)

Есть в наших днях такая точность,
Что мальчики иных веков,
Наверно, будут плакать ночью
О времени большевиков.
И будут жаловаться милым,
Что не родились в те года,
Когда звенела и дымилась,
На берег рухнувши, вода.
Они нас выдумают снова -
Сажень косая, твердый шаг -
И верную найдут основу,
Но не сумеют так дышать,
Как мы дышали, как дружили,
Как жили мы, как впопыхах
Плохие песни мы сложили
О поразительных делах.
Мы были всякими, любыми,
Не очень умными подчас.
Мы наших девушек любили,
Ревнуя, мучаясь, горячась.
Мы были всякими. Но, мучась,
Мы понимали: в наши дни
Нам выпала такая участь,
Что пусть завидуют они.
Они нас выдумают мудрых,
Мы будем строги и прямы,
Они прикрасят и припудрят,
И все-таки пробьемся мы!
Но людям Родины единой,
Едва ли им дано понять,
Какая иногда рутина
Вела нас жить и умирать.
И пусть я покажусь им узким
И их всесветность оскорблю,
Я - патриот. Я воздух русский,
Я землю русскую люблю,
Я верю, что нигде на свете
Второй такой не отыскать,
Чтоб так пахнуло на рассвете,
Чтоб дымный ветер на песках...
И где еще найдешь такие
Березы, как в моем краю!
Я б сдох как пес от ностальгии
В любом кокосовом раю.
Но мы еще дойдем до Ганга,
Но мы еще умрем в боях,
Чтоб от Японии до Англии
Сияла Родина моя.


П.Коган.

Вредно пить красное вино вечером. Точнее - вредно его пить на больную голову. Еще точнее - вредно его пить вечером, на больную голову, с мамой и аккомпаниментом двоих девиц самого ужас~WW прекрасного возраста

Спорили мы об искусстве в искусстве и тех личностях, что были знаковы сами - или их произведения-поступки и т.д. ДЛЯ искусства.
Квадрат Малевича (точка в искусстве, точка отсчета в искусстве, ну и тот самый первый пиксель для дизайнеров), желтая майка Маяковского, Бурлюк.
А началось все с воспоминаний о стихах. Конкретно - о Когане

Косым, стремительным углом
И ветром, режущим глаза,
Переломившейся ветлой
На землю падала гроза.
И, громом возвестив весну,
Она звенела по траве,
С размаху вышибая дверь
В стремительность и крутизну.
И вниз. К обрыву. Под уклон.
К воде. К беседке из надежд,
Где столько вымокло одежд,
Надежд и песен утекло.
Далеко, может быть, в края,
Где девушка живет моя.
Но, сосен мирные ряды
Высокой силой раскачав,
Вдруг задохнулась и в кусты
Упала выводком галчат.
И люди вышли из квартир,
Устало высохла трава.
И снова тишь. И снова мир.
Как равнодушье, как овал.
Я с детства не любил овал!
Я с детства угол рисовал
надо сказать что стихотворение - одно из моих любимых и часто - эпиграф о своих взглядах. я тоже не люблю овал. как и однозначно мягкие, круглые формы. То, что стихотворение не великого поэта, заказуха и по сути - комсомольское творчесво - ответом на Вознесенскую "параболическую балладу" - я и так знала. Мне было напомнено стихотворение-ответ:

Меня, как видно, Бог не звал
И вкусом не снабдил утОнченным.
Я с детства полюбил овал,
За то, что он такой законченный.
Я рос и слушал сказки мамы
И ничего не рисовал,
Когда вставал ко мне углами
Мир, не похожий на овал.
Но все углы, и все печали,
И всех противоречий вал
Я тем больнее ощущаю,
Что с детства полюбил овал.
(Наум Коржавин 1944)

Собственно, конфликта версий я не обнаружила - да, законченность, однозначность, простота трактовки - это овал. Однознаковое, простоедля восприятия - это не отменяет чистоты, красоты, мастерства. но - оно простое. не дающее простора фантазии, не заставляющее - думать. Эстетическое наслаждение - как например классической живописью, но - не заставляющее задумываться - что это.
мне интересно - а кому что ближе? и почему?

На это небольшое размышление меня сподвигла запись в живом журнале одного из моих виртуальных знакомых. В записи той было сказано: “Помню, как параллельный класс писал сочинение, году в 89м. Темы сочинения не было, было два эпиграфа. Из Когана – “Я с детства не любил овал, я с детства угол рисовал”. И из Коржавина – “Я с детства полюбил овал за то, что он такой законченный”. Вам строчки Когана ближе?” Чтобы ответить на этот вопрос – я разыскала оба стихотворения…

В 1936 году 18-летний Павел Коган написал стихотворение “Гроза”. Это как раз тот возраст, когда в жизни всё хочется ощущать, как можно острее, особенно, пожалуй, в эпоху перемен в стране – в предвкушении новых свершений, к которым хочется быть причастным.

Гроза

Косым, стремительным углом
И ветром, режущим глаза,
Переломившейся ветлой
На землю падала гроза.
И, громом возвестив весну,
Она звенела по траве,
С размаху вышибая дверь
В стремительность и крутизну.
И вниз. К обрыву. Под уклон.
К воде. К беседке из надежд,
Где столько вымокло одежд,
Надежд и песен утекло.
Далёко, может быть, в края,
Где девушка живет моя.
Но, сосен мирные ряды
Высокой силой раскачав,
Вдруг задохнулась и в кусты
Упала выводком галчат.
И люди вышли из квартир,
Устало высохла трава.
И снова тишь.
И снова мир.
Как равнодушье, как овал.
Я с детства не любил овал!
Я с детства угол рисовал!

А через 8 лет, в 1944, 19-летний Наум Коржавин, взяв эпиграфом к своему стихотворению последние две строчки из стихотворения Когана, написал другие строки. Настроение строк Коржавина совсем другое, чем у строк Павла Когана. Нет той юношеской восторженности, стремительности, и жажды грозы…

* * *
Я с детства не любил овал,
Я с детства угол рисовал.

/Павел Коган/

Меня, как видно, Бог не звал
И вкусом не снабдил утонченным.
Я с детства полюбил овал,
За то, что он такой законченный.
Я рос и слушал сказки мамы
И ничего не рисовал,
Когда вставал ко мне углами
Мир, не похожий на овал.
Но все углы, и все печали,
И всех противоречий вал
Я тем больнее ощущаю,
Что с детства полюбил овал.

Из статьи И.И. Когана:

“Несмотря на раннее политическое “прозрение”” Н.Коржавина, стихотворение об овале, которое он написал в 1944 году и в котором полемизирует с Павлом Коганом и его знаменитой формулой (“Я с детства не любил овал – я с детства угол рисовал”), – осталось его программным произведением. Это эстетическая программа поэта, тесно связанная с его социально-политическими воззрениями. (текст стихотворения см. выше)

Стихотворение это, конечно же, о любви к гармонии; оно – об обострённости восприятия всех болей и бед мира, которая лишь подчеркивается любовью к овалу.

Уже в 1990 году Н.Коржавин сказал, что стихи становятся поэзией, если “они прорываются к гармонии через дисгармонию бытия”. Так сомкнулись теоретическая установка и поэтический манифест почти полувековой давности, подчеркнув верность поэта единожды обретенным эстетическим принципам”

От себя замечу – что несмотря на такой манифест – стихи Коржавина далеко не всегда запечатлевали гармонию. Иногда он даже высказывался, призывая к протесту: “А может, пойти и поднять восстание?..”

Что ближе мне? По моим 18-19 летним ощущениям – “Гроза” Когана, конечно. Да и, пожалуй, по совести, при всём нынешнем стремлении к коржавинской гармонии, очень хочется иногда внутренней “грозы” – какой-то встряски для собственной души, после которой порой гармония тоже приобретает новое качество. И для окружающих часто хочется “грозы” – встряхнуть, показать – сколько всего в этом мире есть удивительного, что можно жить как-то иначе – ярче, насыщеннее, глубже, осмысленнее… и гармоничнее…

Как бывает в детстве, когда запоминаешь строки и не запоминаешь автора. И эта фразу "Я с детства не любил овал, я с детства угол рисовал" уже за мной повторяет мой сын 2о лет от роду и думает при этом, что это мой текст. А стихи "Есть в наших днях такая точность.." сами собой легли в память, вошли как воздух входит в легкие, потому что настоящие стихи никогда не трудно запомнить, они как волна - слово набегает на слово, фраза на фразу и все ложиться ровно и навсегда. А вот имени автора я не запомнила. Спасибо Стасу Садальскому.

Оригинал взят у sadalskij в Я верю твердо, что будет все. И родина свободная, и Солнце, и споры до хрипоты, и наши книги…

Это написал Павел Коган. Поэт, почти мальчик, отдавший жизнь за родину в 1942-м.
Смелый, яркий, интеллигентный бунтарь:
Я с детства не любил овал!
Я с детства угол рисовал!


В Литинституте он был самым лучшим, об этом вспоминал Давид Самойлов, они учились вместе.
На фронт рвался еще в финскую, но его, конечно, не взяли. А в 1941-м, несмотря на бронь по состоянию здоровья и маленькую дочку, ушел добровольцем, стал военным переводчиком, и погиб в перестрелке под Новороссийском на сопке со смешным названием «Сахарная голова»…

Стихи Когана долгое время оставались неизвестными, пока в 50-е не прозвучала его «Бригантина поднимает паруса...». Песню начали распевать все студенты, сделав ее одним из комсомольских гимнов.

В одном из последних писем другу в июле 1942-го, он скажет:
«Вёрст за 10 отсюда начинается край, где мы с тобой родились. Должно быть, мы умели крепко любить в юности. Я сужу об этом по тому, какой лютой ненависти я научился. Я часто думаю о том, что мы первое поколение за многие тысячелетия, первое поколение евреев, имеющее свою родину. Наверно, я и люблю поэтому эту землю, как любят в первую любовь.
Трудно и муторно думать на фронте о смерти — ведь я могу не дописать это письмо,— квакнет мина, посучу я судорожно ногами, как паучья, оторвется лапа, скажу что-нибудь крайне нелепое, и наступит то крайне абстрактное состояние, которое мы называем смертью. Но иногда во мне бушует честолюбие… Родной, если со мной что-нибудь случится,— напиши обо мне, о парне, который много хотел, порядочно мог и мало сделал».

Грустными кажутся эти фронтовые письма. Теперь, из нашего дня. Особенно с их верой в свободную родину, Солнце и споры до хрипоты...

Есть в наших днях такая точность,
Что мальчики иных веков,
Наверно, будут плакать ночью
О времени большевиков.
И будут жаловаться милым,
Что не родились в те года,
Когда звенела и дымилась,
На берег рухнувши, вода.
Они нас выдумают снова -
Сажень косая, твердый шаг -
И верную найдут основу,
Но не сумеют так дышать,
Как мы дышали, как дружили,
Как жили мы, как впопыхах
Плохие песни мы сложили
О поразительных делах.
Мы были всякими, любыми,
Не очень умными подчас.
Мы наших девушек любили,
Ревнуя, мучаясь, горячась.
Мы были всякими. Но, мучась,
Мы понимали: в наши дни
Нам выпала такая участь,
Что пусть завидуют они.
Они нас выдумают мудрых,
Мы будем строги и прямы,
Они прикрасят и припудрят,
И все-таки пробьемся мы!
Но людям Родины единой,
Едва ли им дано понять,
Какая иногда рутина
Вела нас жить и умирать.
И пусть я покажусь им узким
И их всесветность оскорблю,
Я - патриот. Я воздух русский,
Я землю русскую люблю,
Я верю, что нигде на свете
Второй такой не отыскать,
Чтоб так пахнуло на рассвете,
Чтоб дымный ветер на песках...
И где еще найдешь такие
Березы, как в моем краю!
Я б сдох как пес от ностальгии
В любом кокосовом раю.
Но мы еще дойдем до Ганга,
Но мы еще умрем в боях,
Чтоб от Японии до Англии
Сияла Родина моя.
1940-1941